Авраам Гумбель умер

- Yg. 1931, № 1 -

В возрасте 78 лет мой дядя Авраам Гумбель, известный читателям этой газеты как «Эмель», осторожно отправился в Хейльбронн в страну, откуда нет возврата. Он родился в деревне Штайн-ам-Кохер, где более 200 лет жили наши предки, похоронен в Хайльбронне. Вместе с ним умер один из немногих самостоятельно мыслящих, свободных людей, которых должна показать наша предполагаемая «земля поэтов и мыслителей».

Уже при Социалистическом Законе он показал, что господствующее мнение, то есть мнение правителей, не влияло на него, крики улицы не влияли на него. Он был глубоко укоренен и близок к своей родной земле, и именно поэтому он был стойким европейцем. Так он понимал родную землю, людей, любящих комья и обвиняющих джентльменов, бряцающих саблей хеббалдов и ульев, отеческую партию и «наследственных» князей.

В 1914 году, когда умер его сын, он обратился к вопросу о виновности войны. С огромным рвением, усердием и акцентом он защищал теорию, которую он смог доказать с помощью новых документов, что немецкий народ невиновен, но единственная вина пришла к берлинскому суду. Его глубокое знание всех дипломатических документов сделало картину происхождения войны еще легче. Он доказал это в многочисленных статьях и настаивал на некоторых полемиках.

Во время войны он надеялся на духовную революцию, которая искоренит старый режим и всех тех, кто подтвердил войну. После поражения, которое он всегда видел, он принял мнение Эйснера о том, что только новая Германия сможет достичь справедливого мира. Он мог бороться только с Версальским договором на этой основе. Он боролся против утверждения невиновности мужчин в 1914 году как завуалированной пропаганды по восстановлению монархии и правящих слоев. В этом смысле он работал над экспроприацией князей.

Когда ученые и «эксперты» не справились с инфляцией, как они это сделали во время войны, и приписали ее репарациям или даже пассивному торговому балансу, он показал простую истину: инфляция возникает из-за печатания бумажек. Безуспешно он потребовал уничтожить печатный станок. Он рано осознал огромную опасность национал-социализма.

Он оставался проповедником в пустыне. Он работал только в узком кругу своей швабской родины. Он дал мне больше, чем любой другой человек. Он любил правду; он был в вертикальном положении и свободен. Его жизнь была тяжелой, его смерть безболезненной.

Э.Дж. Гумбель